Сегодня мы знакомим вас с автором тура "К Индийскому океану с писателем Сергеем Соловьевым".

Сергей Соловьев – поэт, прозаик, художник, путешественник, лауреат премии «Планета поэта», финалист премии Андрея Белого, Ивана Бунина, Букеровской премии и др., член русского Пен-центра, один из ярких представителей… «метареализма», – говорят одни, другие (Википедия) считают, что «в 80-х ему принадлежала пальма первенства в эротической поэзии», третьи (Михаил Шишкин) пишут, что «то, что делает Соловьёв, ни на кого и ни на что не похоже, и никуда не втискивается – ни в ожидания, ни в представления. Это письмо держится не на уловках, придуманных романистами, а на чуде слова и чувстве счастья».

Автор 15 книг прозы, поэзии и эссеистики, среди которых: «Пир», «Книга», «Дитя», «Аморт», «Крымский диван», «Фрагменты близости», «В стороне», «Адамов мост». В прошлом году вышел эротический бестселлер «Джойс, Нора» – авторская импровизация, в основе которой – впервые переведенная на русский скандально известная любовная переписка Джойса.

Родился в Киеве в 1959, окончил филологический факультет Черновицкого университета, работал художником-реставратором монументальной живописи в церквях и монастырях Украины. В середине восьмидесятых создал в Киеве авангардный театр «Нольдистанция», в девяностые – периодическое литературно-художественное изделие «Ковчег». К 2000-у году – архитектурный проект метаигрового города-лабиринта (Германия). В середине 2000-х – автор проекта и руководитель клуба свободной мысли «Речевые ландшафты» и гл. редактор альманаха современной литературы «Фигуры речи» (Москва). Живет в Германии.

Сергей Соловьев.jpg

Дмитрий Лисин: Начнём с детства. Какие сильные впечатления, открытия, картинки начала жизни для тебя важны?

Для меня это, скорее, не отдельные картинки и эпизоды, а единое ощущение рая, вовлеченность в открытие мира за каждым углом. Кстати, отчетливого чувства изгнания из этого рая у меня нет и по сей день. Вовлеченность настолько безоглядная, что я плохо помню не только родителей, но и себя. Меня привязывали к кровати в детстве, даже во сне я куда-то все время бежал, перекатываясь по полу к дальней стене. А кроватка стояла в киевской коммуналке, в почти голой комнате, за матерчатой ширмой, и однажды я услышал, как мама с отцом шептались – мол, шаром покати у нас, и мальчика нечем кормить, одно яйцо в холодильнике.

Похоже на классическую скандинавскую сказку, или на начало продвинутой голливудской саги.

На следующий день меня искали с милицией, но я вернулся сам – к ночи, и выгрузил из-за пазухи на стол лебединые яйца, которые как-то выследил и отвоевал в зоопарке. Говорят, я долго молчал в детстве, и едва ли не первыми словами у меня было: «Надо переставить кровати». Да, почти анекдотически звучит, но так я и живу с тех пор: переставляю кровати – и в быту, в путешествиях, и в уме, и в сердце. Даже думать не научился, как люди – мыслями. Только словами, переставляя их как кровати. Пока всё не уляжется. А оно никогда не уляжется, не для того создано. Мне было семь, когда отец с мамой разошлись, выронили счастье, думали, небьющееся оно. Имущества, кроме книг, у них не было, так и разделили при разводе: маме – стихи, отцу – прозу. И я между ними. Переставлял кровати. Между огнем и водой, стихами и прозой, кораблем и звездой. Пока они не сошлись.

А что из детской советской жизни ты бы оставил для нынешних детей?

Дворы, наверное, с чувством мира на живую нитку, эти семь дней творенья детства, когда пространство и время еще не просохли, и ты – маленький одиссей, и вокруг тебя то, что Хлебников называл мироколицей.

Почему тебя так кидало в путешествия, почему всё на грани - море переплыть и прочие безумства? 

Знаешь, в раннем детстве меня насмерть заворожила одна сказка, короткая, в несколько фраз, и я без конца просил отца читать ее и перечитывать. Про Дикого Кура. Там заблудившийся путник идет за приплясывающим впереди Куром, дразнящим его этим «куд-куда, куд-куда», вроде он знает путь, и вот уже ночь и незнакомый лес, и вообще не пойми, где земля, где небо, и путник говорит: где ж дорога? А нет ее, отвечает Кур. А где ж мы стоим? А нигде, отвечает Кур и исчезает. Бездна.
Так я убегал из детсада, перекинув связанные сандалии через плечо. Вслед за Куром. Потом из школы – на месяцы, в тайгу, на Байкал, в пустыни Средней Азии, в Заполярье. На товарняках, кораблях, а где-то и на осликах… А потом мне взбрело океан переплыть – на крошечной резиновой лодке. Железный занавес тогда еще был прочен и океан переплыть не складывалось, я переплыл Азов – за пятеро суток, большей частью находясь под водой. Там какой-то редкий (раз в столетие) смерч прошелся по краю Крыма, поиграв на весу домами, и обрушился в Азов адским штормом. Мачту с парусом тут же сорвало шквальным ветром и унесло в горние. А потом, когда из лодки вдруг со свистом начал выходить воздух, мне стало дико смешно: я вспомнил советы великого путешественника Алена Бомбара – попытаться заклеить прореху тем, от чего дети рождаются. Но всё ж переплыл, хотя финиш был курьезным: «Эй там, на матрасе, – кричал мне в рупор санаторный спасатель, – не заплывай за буйки!»

Сергей Соловьев переплывает Азов.jpg

И вот, заплыл за буйки, половину жизни проводишь в сказочно-реальной Индии. Переход в Индию – откуда? Из детских запечатлений и запойного чтения?

Из детства в Индию, как и наоборот, нет никакого перехода, настолько это для меня единое. Единая мера свободы, левитации всего на свете – и внутри и вовне (как в детских полетах во сне), единое чувство бессмертия всего живого, и не когда-то, а всегда здесь и сейчас.

А оказался я там, как всё неслучайное на свете, случайно. Отправились мы туда с австрийской герцогиней по имени Таня, вернулись мы через несколько тысячелетий и расплелись. А потом начались другие индии, с другой женщиной, с джунглями, с тиграми, слонами, с жизнью в почти первобытных племенах, с неожиданной и странной встречей с Далай-ламой, с ребенком, зачатым и выношенным в джунглях с этой женщиной, ставшей женой и перевернувшей всю жизнь в вечное возвращение… Но что говорить, я написал об Индии тысячи страниц и даже не начал. Речь ведь о том цыганском быте вселенной, который «знает и чайка морей, и вечно кочующий кит», о чувстве жизни, которое мы в большинстве своем давно утратили, особенно здесь – по западную сторону мира. Когда мир, как говорят, индусы, – «головная боль без головы», а бог смеется из печного горшка. Когда в основание мироздания положена Ведами «Веревка и ее Натяжение» – почти как в теории струн физиков, и времена висят на этих веревках, как белье. Когда за спиной у народа придуманное им невообразимое – Ноль, а лес играет в шахматы осенними лягушками. Когда профессия учителя по-прежнему венчает социальную иерархию и зарплата его такова, что ее нет никакой возможности потратить и он ее вкладывает в будущее – в детей. Когда, при всех адских проблемах, в стране и в людях остается так много танцующего света свободы, что, кажется, «возможно всё». Когда ты вдруг садишься на поляне в джунглях и со всех сторон к тебе подходят дикие звери и заглядывают тебе в лицо, и ты уже не понимаешь, человек ли ты и где твои очертания. Когда твоя женщина смотрит на тебя с улыбкой посреди страшных джунглей, шепча: «Взрослый, мой милый взрослый, и лет тебе – два»… 

Индия слон.jpg

Твой роман Opus Magnum – роман «Адамов мост» критика называла и мифом, и травелогом, и 500-страничным стихотворением, он вошел финалы ряда виднейших премий и в десятку лучших книг года, но это ведь не единственная твоя книга об Индии?

Да, перед ней была книга «Аморт», сборник прозы, стихов и эссе «Индийская защита», «Медитации у Ганги» - книга бесед со свами Амритом, с которым мы в разговорах обо всем на свете двигались с севера на юг Индии – в библиотеку Акаши, где, как верят, хранятся списки судеб всех людей на земле.

А как Германия, где ты «числишься» с 1995 года, связана с Индией?

Индия с Германией как связана? Как зенит с надиром. А точней – как живое с мертвым. Она ж полная ее противоположность. Вот они и сходятся во мне. :)

А что за чудесная история с твоим «минойским» лабиринтом? Почему немцы ухватились за этот проект и даже чуть не материализовали его?

Минойский лабиринт, да… Свой воспаленный мозг он высек в камне, как сказал о Дедале Овидий. Это было в середине 90-х, на высоте 10 тыс. над Атлантикой. Набрав коньяку в рот, я задумался… Как там у Борхеса? «О лабиринте лабиринтов, который охватывал бы прошедшее и грядущее и каким-то чудом вмещал бы всю вселенную…» Вот именно о таком. Ты же помнишь, тогда к предстоящему Миллениуму бродил в умах такой призрак Розы мира, объединяющей разные культуры и страны, призрак некого символического перехода в новое тысячелетие. Задумался и я на минутку: а каким бы этот образ мог быть в моем представлении. И очнулся я через несколько лет, с километрами чертежей, рисунков, описаний и вычислений. Назывался этот циклопический проект «Фигура Времени». Потом этот метаигровой город хотели построить в Германии после фильма-интервью со мной, сделанного Александром Клюге и показанного на их первом канале, но бюджет оказался слегка неподъемен. К счастью. Поскольку, как сказал мне Андрей Битов, сидя на коктебельском берегу: «Бетономешалки скурвят идею, Сережа, лучше напишите книгу». Я ее и написал, и назвал просто: «Книга», без имени на обложке.

Почему немцы? Ну как же – монументальный цветок в петлицу, с вагнеровским отсветом!
И возврат в Москву в 2005-07, твои «Речевые ландшафты», влияние на всё и на всех, попытка театрализации литературы и философии, встреча с Леонидом Федоровым....

Я бы не говорил уж о каком-то особом влиянии, но да, в эти годы я затеял в Москве такой довольно необычный междисциплинарный дискуссионный клуб с элементами театра и вообще всяческих «сдвигов», для себя я обозначал это как «Платоновский дворик, помноженный на Мейерхольда», а назывался он «Речевые ландшафты». Все эти регулярные вечера-мистерии хотел показывать Дибров на канале Россия, но я отказался уступать в пользу ТВ-формата. Темы для импровизаций были такими, например, «Сны языка», «Тело случая», «Метафизика чтения», «Ноль», «Оргазм и катарсис» и т.д. Залы были полны (не считая тех, кто участвовал по интернету) – художники, ученые, музыканты, литераторы... Помню, на вечере «Введенский» было около 300 человек, был и Лёня Федоров, о котором ты спрашиваешь. Где-то годом ранее, сидя с ним у него на кухне и говоря об обэриутах, я предложил ему для альманаха современной литературы, который я тогда издавал, записать мини диск на тексты Введенского. Так возникла пластинка «Сын», вложенная в первый том. Потом мы с ним, кстати, собирались в Индию – снимать фильм…

Что за поиск неведомого - в людях, мыслях, языке?

А где ж еще искать? Да и разве они открыты? Или мы в них? А если без риторики – да, мне всегда были интересны эти синкретические ландшафты на границе сред. Что не мешало потом уходу в пустыни, в одиночные местности. Видно, мне как-то свойственно это чередование, так начинается одно из моих стихотворений: «Он уходит в письмо, как уходят из жизни – / всем, что есть у него, в то, которого нет».

У Индийского океана.jpg

Зачем ты сейчас занялся организацией интеллектуального туризма, паломничеством в Индию для избранных?

Я бы не называл это ни паломничеством, ни интеллектуальным вояжем, и вообще, это не совсем туристический проект. Просто, видимо, пришло время поделиться частью лучшего из того, чем одарила жизнь. Если в двух словах: я собираю небольшую группу желающих отправиться в Индию со мной этой осенью и зимой. Не джунгли, не экстрим, а чудесный берег океана, аутентичная рыбацкая деревушка, где живут в заросших лианами кораблях, необитаемый остров, выезды в фантастические окрестности и многое другое. 

Индия, змея.jpg

А теперь несколько вопросов уже от нашего сайта gfhome.ru – конкретно по поводу предлагаемой вами поездки.

Расскажите про творческие семинары «Школа свободы», что это такое?

Во-первых, как это упомянуто в описании, это неформальные семинары, то есть это никакие не лекции и не нравоучительные монологи о том, как жить светло и счастливо. Этого, судя по человеческой истории, не знает никто. Да и где оно, счастье? Вот Кьеркегор говорил, у самых корней счастья - отчаянье, там его излюбленное место.
У каждого из нас есть какой-то опыт, у меня тоже. Вот об этом и попробуем поговорить. А «свобода» (и внутренняя, и внешняя) вынесена в заголовок потому что это одно из, если не главное, с чем имеет дело наша судьба, выстраивая свои коллизии.
Я помню, как когда-то давно, в свой первый приезд в Индию, я спускался по горному серпантину от истока Ганги и разговаривал с водителем индусом на эту тему. Одну ногу надо всегда держать на весу, говорил он, уводя полмашины в пропасть. И, возвращая ее на дорогу, добавлял: иначе вязнешь. И в радости? – спрашиваю.  Да, говорит, и в любви, и в смерти. – И в Боге? – Да, и в жизни, и сплевывал бетель в окно, — иначе вязнешь.
Речь о привязанностях, привычках и связанной с этим несвободой. У индусов (и не только) есть и экстремальные практики освобождения, где последней зависимостью является собственная душа, «я» человека. Мы, конечно, до этих крайностей доходить не собираемся, но побродить есть где. И делать мы это будем в разных «экзотических» местах: например, один разговор – у вечернего маяка на пустынном мысе, другой – в горах, в руинах обители короля Маратхов… И уж точно без изображения из себя некого гуру. Если уж говорить о гуру, то это прежде всего само место - Индия. И моя роль тут - просто быть по возможности чутким и ненавязчивым проводником на этом поле, насколько умею.

В Индийском колледже.jpg
Каких людей вы бы хотели видеть в своих турах? Кто будет с вами «на одной волне»? Кому стоит ехать в это путешествие? Кому не стоит ехать?

Творчески открытых, чутких и благодарных жизни. Любящим путешествия, с интересом глядящим в сторону Индии. Предпочитающих заезженным турам по общеизвестным «достопримечательностям» места нетуристические, чреватые открытиями. Без каких-либо возрастных ограничений (сейчас у меня в группах люди от 21 до 60 лет).

Индия, тигр.jpg

Индия может быть очень разной. Я сама побывала в совершенно разных уголках Индии и встречала много разных мнений об этой стране. Какой вы видите Индию и какую увидят участники путешествия?

Надеюсь, отчасти моими глазами – любящими. Она того более, чем стоит. А что касается «разных мнений» и одного из расхожих негативных – о ее нищете и грязи, то я всегда вспоминаю надпись на стене древнейшего города Бенареса: «мы хоть и беднее вас, но чище».

Напоминаем, что подробнее узнать про тур и задать вопросы можно здесь: Тур К Индийскому океану с писателем Сергеем Соловьевым